Трансмутация [СИ] - Алла Белолипецкая

всю Европу прогремел случай, произошедший в Риге. Молодые супруги, поехавшие на пляж со своей девятилетней дочерью и её одноклассником, подверглись недобровольной экстракции. И затем, отправленные колберами плыть на резиновых лодках по заливу, утонули.

Дело получило колоссальный резонанс, поскольку все были поражены красотой Марии и Филиппа Рябовых, чьи фотографии буквально заполонили Глобалнет (никто и помыслить не мог, что Всемирная сеть прекратит свое существование всего пять лет спустя). «Перерождению» тогда крепко досталось: все, кому не лень, упрекали корпорацию в том, что она зарабатывает гигантские деньги, фактически поощряя преступников: создавая материальную базу для их злодеяний. Но корпорация — в лице своего президента Дениса Молодцова — быстренько изыскала способ заткнуть всем рты. В течение полугода стоимость порожних капсул Берестова снизилась почти в три раза — равно как снизились на время и доходы корпорации. Потом, конечно, Денис отыграл все понесенные потери. Но в тот момент говорить о громадных деньгах и сверхприбыли «Перерождения» казалось неуместным. И средства массовой информации умолкли. А потом и вовсе забыли про ту историю с семьей Рябовых: нашлись инфоповоды посвежее.

Но существовала одна деталь, не попавшая в СМИ: имя и фамилия ребенка, который в тот день был на взморье вместе с семейством Рябовых.

— А как была фамилия вашего жениха — Ивара? — быстро спросил Макс.

— Его звали — Ивар Озолс.

Макс коротко вздохнул: он и так почти не сомневался, каким будет ответ.

— Хорошо, — после паузы сказал он, — я помогу вам добраться до Нового Китежа. Но эта вещь пусть пока будет у вас. — Он протянул было Настасье капсулу, но потом спохватился: — Вот только нужно её упаковать понадежнее. Я знаю, что можно использовать.

Он отстегнул от поясного ремня кобуру, а затем извлек из неё Рипа ван Винкля и положил его на смотровой стол.

— Вот, — он протянул кобуру девушке, — она сверхпрочная и противоударная. Положите вашу… вашу вещь сюда.

И девушка только успела это сделать, когда Гастон внезапно вскочил и понесся куда-то по коридору. А через пару секунд Макс и Настасья услышали приближающиеся шаги.

7

— Набросьте капюшон, быстро! — велел Макс.

Он совсем не был уверен, что это поможет — если в больницу пришел тот человек, о котором он подумал. И волонтер мысленно изругал себя последними словами за то, что не увел отсюда Настасью раньше — хотя бы не усадил её дожидаться окончания его смены в машине. Его сбило с толку то, что Мартин Розен, который подвез девушку до госпиталя, отпустил её.

Настасья надвинула черный капюшон на глаза и сунула обратно под ветровку капсулу, упрятанную в кобуру. А ровно через миг в дверях возник высокий седовласый господин лет пятидесяти пяти в распахнутом халате бледно-зеленого цвета: главный врач госпиталя. Гастон крутился возле него, ритмично и широко отмахивая мощным пушистым хвостом и норовя поднырнуть своей круглой башкой под руку пришедшему. Пес был дружелюбен со всеми, кто не угрожал его хозяину. А человека в зеленом халате он давно знал и никакой опасности в нем не видел.

— Доброе утро, Максим Алексеевич! — Голос главврача казался мягким, как всегда, но смотрел вошедший не на волонтера: он так и впился взглядом в Настасью.

Девушка отвернулась от дверей и глядела в сторону стеклянного шкафчика с медицинским инструментарием, так что главврач мог видеть лишь её спину и прикрытый капюшоном затылок.

— Доброе утро, Корней Оттович! — Макс всегда называл главного врача госпиталя, Корнелиуса фон Берга, происходившего из семьи остзейских немцев, по его русифицированному имени-отчеству.

Это было в духе моды, которой Балтийский союз начал следовать еще до катастрофы, в конце шестидесятых годов XXI века. Тогда балтийские государства — да и Евразийскую конфедерацию тоже! — охватило нечто вроде имперского ренессанса. Снова вошли в употребление термины и словечки, от которых веяло веком иным: даже не двадцатым — девятнадцатым. Почти все обращения, даже официальные, русифицировались. И на каждом шагу стали применяться неоархаизмы: милостивый государь, барышня, городовой, классная дама, контора и многие другие.

— Как я посмотрю, у вас тут пациентка? — задал фон Берг риторический вопрос и принялся глядеть уже не на саму Настасью — куда-то за её плечо. — Вы можете передать её мне. Считайте, что ваше дежурство закончилось. Мы и так эксплуатируем вас сверх всякой меры. Езжайте домой, отдыхайте!

— Я уже оказал пациентке необходимую помощь, — сказал Макс. — И она попросила меня, чтобы я отвез её домой. Необходимости в её госпитализации нет.

— Ну, дорогой Максим Алексеевич, — главврач сделал вид, что улыбается, — это уж не вам решать, есть необходимость в госпитализации или нет. Я осмотрю её сам, и тогда уж приму решение.

И внезапно до Макса дошло, куда всё это время смотрел фон Берг: он видел отражение Настасьиного лица в стекле шкафчика. Да и сама девушка, должно быть, тоже это поняла. Потому как перестала прятаться и повернулась к главному врачу, про которого в госпитале все до единого знали: фон Берг — не просто один из добрых пастырей. Он является одним из учредителей это организации. И шепотом говорили, что самое название gute Hirten придумал именно он, их Корней Оттович.

— Вот тут вы ошибаетесь, — заявила Настасья, глядя фон Бергу прямо в глаза, — решение могу принимать только я сама. Согласно Конституции Балтийского союза, ни госпитализация, ни медицинские процедуры не могут применяться к гражданам Союза принудительно.

Фон Берг на миг опешил — с ним в госпитале никто так не разговаривал. И Макс понял: это может быть их шанс.

— Гастон, танго! — крикнул он, мысленно молясь, чтобы пес понял, с кем он должен танцевать, исполняя этот свой номер.

И пес не подкачал. Уж что-что, а одно он усвоил твердо: в смотровую путь ему заказан. А в коридоре с ним рядом находился только один потенциальный партнер — фон Берг.

Главврач отличался ростом немаленьким. Но, когда Гастон поднялся на задние лапы, а передние опустил ему на плечи, собачья морда всё равно оказалась чуть выше человеческого лица. Этот номер Гастон всегда исполнял вместе с Максом под звуки аргентинского танго. Сам пес переступал с лапы на лапу, его хозяин — с ноги на ногу, так что выглядело всё так, будто они и вправду танцуют. Однако фон Берг к подобным танцам привычки не имел. Так что, когда на него навалился ньюфаундленд весом в семьдесят пять килограммов, он просто потерял равновесие и с размаху плюхнулся на задницу. И прошипел сквозь зубы: «Scheiße!..4». А Гастон с растерянным видом встал над ним, явно недоумевая: как такое могло случиться?

Именно